Значит так, я живу в том же районе, где жил до недавнего времени Плотницкий. Это важно, потому что если с кем-то заходил разговор о моём месте жительства, всегда говорили так: «А, это рядом с Плотницким!» Звучало так, будто мы с ним соседи, и ходим по вечерам друг к другу за солью. На самом деле, общий у нас только район, а даже в пешем эквиваленте между моим домом и его - минут тридцать по прямой. Но, рассказ не так чтоб об этом. Когда оказалось, что Плотницкий живёт в Вергунке, это было необычно. Все переговаривались о том, что он мог бы выбрать какой-то другой район попрестижнее, другой дом и вообще не пачкать ноги о нашу вечную непролазную грязь. Наверное, все эти критерии, почёсывая макушки, анализировала и его охрана: райончик у нас так себе! Вилы и лопату оставлять за воротами нельзя – сопрут. Да что там, - розы вырвут с корнем, было бы только за что тащить их из земли. Поэтому песок и щебень у нас накрывают плотнее, цветы садят и бдят, а туфли носят такие, чтобы убить их за один сезон было не жаль. Да, дорог, кстати, у нас тоже нет. Их просто нет – есть только отметка, что это были когда-то дороги, если кто-то потеряется, но ездить по ним слишком рискованно – ямы, ухабы, строительный мусор, трава летом и костры осенью. Ходить но ним тоже так себе – только на ровной подошве и желательно трезвым, иначе свернёшь не только ноги, но и шею. Но Плотнцикий в какой-то мере оказался патриотом своего незатейливого края – выбрал тот дом, в котором жил и раньше, до своей "инаугурации", чем озадачил всех. Но с "главой" не спорят, - посовещались, и сделали, что смогли: поставили мощнейшую камеру видеонаблюдения на ближайший столб, повесили мощный прожектор из тех, что освещает стадионы, и проложили зеркальный асфальт от трассы к дому «самого». Да, был ещё кордон охраны в начале всего этого маршрута. Раньше, до войны, это был детский магазинчик, а потом на окнах стали сушить берцы, возле нервно курили люди в камуфляже и не сильно маскируясь стояли машины с особыми номерами. Когда кортеж «главы» мчал домой или из дома, в рупор всегда оповещали: «Всем прижаться к обочине». Вначале было необычно, но после привыкли и к этому. Дорога, пожалуй, была самым большим плюсом от такого знатного соседства. Но движение в Вергунке началось будь здоров! Машины, броневички, ночные совещания без галстуков, охрана, люди с оружием... А ездил бывший «глава» кортежем не менее, чем из трёх машин – охрана, врач и кто-то там ещё, и все чёрные пуленепробиваемые машины, с тонированными стёклами... Да, ещё на перекрёстке вечно стоял пост «полиции», хотя от дома «главы» это было на приличном расстоянии. И именно то, что пост внезапно исчез, стало явным знаком, что «главы» в городе больше нет. То есть днём и ночью, в зной и снег этот пост был. Никого не проверял, но просто всегда там стоял – для проформы, очевидно, или, если рядом промчится броневик под желто-голубым стягом, тогда они бы что-то предприняли, а так они просто стояли на том повороте всегда... А потом исчезли, и стало понятно, что Плотницкий больше не «глава»... Конечно ужасно хотелось посмотреть, как там всё... И все местные любую дорогу обозначали через этот самый дом: «Дойдёшь до дома Плотницкого и чеши дальше». Прямо маркер какой-то нового времени, местная навигация. Хотя подойти прямо к дому было страшновато – там всегда была куча машин, куча людей с оружием, яркое освещение и эта камера, которая недремлющим оком наблюдала за всеми нами... Да, смешно то, что ту зеркальную дорогу проложили нарочито от трассы к улице Ярового – дому «главы». Но бетон, видно, остался, и её продлили ещё на пролёт, чтобы не казалось так уж вычурно. После дороги начинается страх и ужас местного бездорожья – там живёт электорат. В субботу я брела по улице Горской. Это центральная Вергунская улица, кто не в курсе. Вначале идти было весело и даже вприпрыжку – дети катались по этой изумительной дороге на скейтах и великах, малышей катали по ней на колясках, и идти можно было, не глядя под ноги и даже припеваючи. На улице Ярового я затормозила – камеру со столба сняли. Слишком она была огромной и, судя по всему, дорогой. Наверное, демонтировали, украсть - вряд ли – побоялись бы. Но дальше больше - на воротах нет дверной ручки, - вырвана с корнем. Хотя, ворота заперты и следов явного взлома нет. Светильник-прожектор остался отчего-то, как и чудесный асфальт, но смешнее всего то, что у ворот нашего вчерашнего «главы» соседи сегодня сушат... сено. Без шуток, прямо перед его воротами, на этом чудесном асфальте, потому что это самое спокойное место сейчас – ни машин тебе, ни людей… Мог ли сам Плотницкий поверить что так будет? Вряд ли. Да и мы тоже не могли – слишком всё было по-настоящему: свита, почёт, выступления, награды, речи, кортеж охраны, покушение рядом с домом... Всё казалось навсегда. А сейчас всё чаще и чаще в местных новостях об Игоре Венедиктовиче говорят нарицательно, связывая с его именем воровство, трудности, тяготы послевоенного времени. И критика всё более неприкрыта, а фразы всё язвительнее. Да что там те фразы, чего стоит сено у его ворот, где толпами стояли ещё не так давно люди в костюмах, курила охрана, а совещания не прекращались ни днём, ни ночью... Кто-то сказал мне не так давно, что он должен был предвидеть это. И должен был быть к этому готов. Теоретические, наверное, да, но в жизни привыкаешь куда быстрее к хорошему. И странно то, что после стремительного свержения новая «власть» как в детской игре даёт фору – сбежать, собраться, вывезти то, что можно поднять. Как будто вернуться будет уже нельзя никогда. А потом начинается погоня, розыск, перекрытые границы, долгое следствие... Но сутки для бегства у таких вот сверженных «комдивов» всегда есть – увезти "нажитое непосильным трудом", собраться и, не прощаясь, бежать. Хотя, может и не бежать… Живым то его после тех событий никто не видел… В любом случае, пешками в этих перестановках оказываются все те, кто ещё во что-то верит, кто ждёт лучшей жизни. И даже хорошо, что он был на этой улице, в нашей жизни. По крайней мере, после него остался асфальт и тот самый прожектор, который пока ещё никто не украл. А ведь можно было бы сделать в его доме музей разбитых надежд – людей и страны, хозяина этого дома и жителей этого странного края. Ольга Кучер, Луганск, для "ОстроВа"
